Передо мной тут же появился Егор, положив руки на заткнутые за пояс пистолеты. Руслан, оставивший пост у бутыли, расположился справа. Побросав работу, к нам подбегали инвалиды. Девушки, под руководством Ольги, встали к ним за спины.

Несмотря на такую не дружелюбность, гусар в чине подполковника остановив остальных взмахом руки, подъехал поближе и уже почти в лагере спешился.

Он был невысок с задорными тёмными вихрами, сходившими вниз пышными бакенбардами и смоляными бровями, сросшимися на переносице. На вид ему не должно быть более тридцати. Приосанившись, гусар подправил пальцем щегольские усы и заговорил.

— Простите за беспокойство, милые дамы. Но только заметив вас, я понадеялся хоть немного оттаять душой. Недавно увидел остатки родительского дома, который разобрали для строительства укреплений. О нет, мне не жалко ничего для Отечества, но боль от попрания моих детских воспоминаний, терзала душу.

Я положила руку на плечо Егора и немного сжала его, прося «выпустить» меня к гостю. Близ лежавшие места принадлежали только одному гусару — Денису Васильевичу Давыдову.

После знакомства, гости были приглашены к небольшому кухонному столику. Степанида потребовала себе отдельный для готовки и приёма пищи. Сколоченные обратно для операций столешницы вызывали у неё оторопь.

От похлёбки прибывшие отказались, но с удовольствием выпили бодрящего травяного чая. Часть из них участвовали в бое за Шевардинский редут [50] , о котором они нам и поведали.

Денис Васильевич довольно долго молчал, всё это время бесстыдно рассматривая меня. Затем неотрывно глядя мне в глаза произнёс:

Все вокруг завороженно внимали поэту, и только я не знала куда спрятать смутивший меня румянец. Услышав в наступившей оглушительной тишине, как вода с шипением выливается в костёр, вскочила и извинившись сбежала. Степанида с девочками поспешили мне на помощь.

С гостями осталась Ольга, с одной стороны от неё встал Егор, а с другой Гаврила Федосеевич. Своей троицей они старательно закрывали меня от Дениса Васильевича, который пытался заглядывать за их спины.

Видимо поняв, что возвращаться я не намерена, гости попрощались и уехали. Наверняка, они были у Платова. Давыдов должен был как раз подбирать казаков для своего отряда. Скорее всего они услышали там о «женском» госпитале и специально приехали поглазеть на нас. Впрочем, посещение останков отчего дома тоже вполне могло иметь место. Но не оно явно было целью этой поездки.

День перед сражением закончился в хлопотах и подготовке. Потому визит гусаров совершенно выпал из моих размышлений.

Следующее утро выдалось довольно холодным и промозглым. Все проснулись почти с рассветом и уже в пять утра мы услышали первые гулкие выстрелы орудий, при звуках которых Непоседа тут-же юркнул в дормез и более не показывался.

Наскоро позавтракав, стали готовиться. Сразу наплыва мы не ждали. По всему полю сражений были рассредоточены врачи, которые должны были оказывать первую помощь на месте. И потом уже раненых надлежало отправлять к нам. Но боюсь с таким количеством они вряд ли справятся, так что, и мы не будем изнывать от безделья.

Как помню, из курса истории, что нам преподавали в пансионе, сейчас и здесь в бою с обеих сторон общим числом сошлись около трёхсот тысяч человек. Армии по численности были примерно равны. Вечером, по словам очевидцев, поле будет усеяно трупами в несколько слоёв.

И слушая канонаду, я была даже благодарна Павлу, который не разрешил мне оперировать на поле. Хотя на тот момент была вне себя от ярости и рвалась исполнять свой врачебный долг.

Только к десяти часам стали подвозить первых пациентов, от которых мы и узнавали новости. Мой жених, как и ожидалось, пребывал на флешах. По рассказам раненых, его группа, рассредоточившись на всём протяжении, прицельно истребляла французских офицеров. Если верить этим словам, то они умудрились подстрелить несколько генералов и полковых командиров. А молодой корнет, которого принесли чуть позже, сообщил, что охотники Рубановского смогли ранить самого маршала Даву. Во всяком случае, видели, как он точно сверзился с лошади.

Нуждающихся в моём врачебном участии почти не было. В основном девушки обрабатывали раны, повторно вымывая из них все возможные загрязнения, накладывали мази и начисто перевязав, распределяли далее. Кто-то, отдохнув мог вернуться в строй, а кого-то, усадив кучно на подготовленные подводы собирались отправлять в Можайск, и дальше в Тверь. Всех поголовно поили отварами от горячки.

К полудню, грохот канонады со стороны флешей увеличился, и даже у нас земля начала подрагивать от частых взрывов. Раненых привозили уже в основном в беспамятстве, и всё чаще стали появляться не оперированные.

Котел с известью пришлось заменить, потому как вся вода в нём смердела свернувшейся кровью. Инвалиды только и успевали наполнять другие котлы водой из колодца, привозимой из деревни.

Как рассказали солдаты на развозе, флеши никак не могли взять, хотя более двухсот орудий закидывали их ядрами и картечью. Тогда Наполеон направил на них подкрепление и теперь около четырехсот орудий бьёт туда. От того даже под нами теперь дрожит земля, а с той стороны в небо поднимается чёрное марево.

Я заметно нервничала. Скоро должны будут ранить Багратиона, и Павел обещал привезти его сюда. Но так-же там находился Михаил, за которым жених обещался присмотреть. Боюсь, что «дядюшка» был самой большой проблемой. И вывезти себя с поля, в отличие от раненного генерала — просто так не позволит.

Количество солдат с открытыми ранами заметно увеличилось, а значит врачам на местах не хватает сил со всеми справится. Я беспрерывно выковыривала осколки или что-то отрезала, краем сознания понимая, что, если всё было-бы по-другому, могла спасти конечности. Но сейчас у меня банально не хватало времени.

Руслан, привычно расположив рядом бутыль, усыплял очередного раненого, а я, прополоскав пилу в извести, стала примериваться, стараясь не отрезать лишнего. Хотя остальные врачи, при ранении кисти, могли отрезать её по локоть, не желая мучиться с костью.

После двух по полудни, когда в перерыве Степанида старательно, как маленькую, кормила меня ложкой, пока я вычищала ножовку, обратила внимание, что шум сместился. Значит флеши пали, а орудия повернули против Раевского.

Заметила, как один из татар, оставшихся с нами, кнутом отгоняет носящихся вокруг лошадей. Они прибегали с поля боя, все в пене и с огромными, крутящимися от страха глазами. В этот момент кони были очень опасны.

Рядом Марфа забинтовывала солдата, которому такая взбесившаяся лошадь откусила нос, часть щеки и верхнюю губу. Кровь не останавливалась. И боясь, что мужчина просто умрёт от её потери, пришлось засыпать лицо горячей золой, а сверху травяной смесью от ожогов. Даже не знаю, выживет и он.

Увидела, что многие раненые с оторванными руками приходят сами, не дожидаясь, пока их найдёт служба гевальдигеров [51] .

Вокруг стоял невообразимы грохот, от которого начинала болеть голова. Приходилось ненадолго замирать, закрывать глаза, чтобы шум в ушах немного затихал.